История Урала

XVIII в. в России ознаменовался обострением борьбы за власть и на самом верху — между различными претендентами на императорский титул и придворными группировками. Особо примечательна в этом отношении вторая четверть «просвещенного» столетия, вошедшая в историю под названием «эпохи дворцовых переворотов». Многие видные политические деятели, становившиеся жертвами этой борьбы и приобретавшие статус «государственных преступников», оказывались в ссылке в отдаленных местах империи, в том числе на Урале. Так, в 1727 г. был сослан со всем семейством в зауральский Березов опальный соратник Петра Великого светлейший князь А. Д. Меншиков. Еще в дороге, в небольшом селе около Казани, умерла жена князя, не снеся жестокого удара судьбы. Сам же он и трое его сыновей стали первыми узниками березовского острога — государственной тюрьмы, построенной около 1724 г.

Хотя правила содержания узников были довольно жесткими, караульные допускали многочисленные послабления, в том числе разрешали Меншиковым бывать в городе, общаться с местными жителями. Бывший вельможа удивлял березовцев своей набожностью, смирением, доступностью и простотой в обращении. С сыном и дочерьми он ежедневно ходил в построенную на его средства и при его личном участии церковь. Возвращаясь из церкви, он заставлял детей читать «священные» книги. Меншиков принимал всех, кто к нему являлся — с просьбами или просто из любопытства и желания побеседовать с выдающимся человеком. Разговоры он вел, главным образом, на религиозные темы — «о тщете мира сего и о подвигах святых мучеников».

Смерть одной из дочерей — Марии, бывшей когда-то невестой Петра II, подкосила князя. Он отказался от пищи, ограничил свой рацион холодной водой, замкнулся в себе. 22 октября 1729 г. Меншиков умер. Спустя 92 года, тобольский губернатор Д. Н. Бантыш-Каменский распорядился вскрыть могилу ссыльного вельможи. По свидетельству очевидцев и самого губернатора, «земные останки» Меншикова оказались нетронутыми тлением. В Березове и до того с благоговением относились к памяти знаменитого узника; из поколения в поколение передавались рассказы о его жизни в ссылке; теперь же личность Меншикова обрела для березовцев ореол святости.

Оставшиеся дочь и сын Меншикова вскоре получили возможность вернуться в столицу. Их место в березовском остроге заняли новые «государственные преступники» — князья Долгоруковы. Сначала они были подчинены здесь самому строгому надзору. Однако со временем, когда глава семейства А. Г. Долгоруков с супругой уже умерли, ссыльные, вопреки предписаниям из Петербурга, стали пользоваться относительной свободой. Они принимали гостей (даже березовский воевода И. Бобровский частенько посещал узников), сами бывали в домах местных жителей, ездили на рыбалку, совершали загородные прогулки и пр.

Нашлись, однако, доносчики. Когда в Тобольске узнали о послаблениях, делаемых ссыльным караульными и воеводой, началось следствие. Из губернского центра прислали новую караульную команду; прежний начальник и березовский воевода не только лишились должностей, но и были отправлены на житье в Оренбург.

Смена начальства не привела к серьезным переменам в положении Долгоруковых — они продолжали вести прежний образ жизни. На этот раз донос поступил в Петербург. В мае 1738 г. для проведения тайного расследования в Березов из столицы прибыл гвардии капитан Ушаков, доверенное лицо самого герцога Э. Г. Бирона. Вскоре И. А. Долгоруков, бывший любимец Петра II, и некоторые другие члены опального семейства, а также поддерживавшие с этим семейством близкие отношения березовцы были увезены в Тобольск к ответу. В городе остались жить жена И. А. Долгорукова с двумя малолетними сыновьями. Вступившая на престол Елизавета Петровна возвратила им свободу.

С 1742 по 1747 г. в Березове находился ссыльный граф А. И. Остерман. Он вел здесь довольно уединенный образ жизни, ограничиваясь, как правило, обществом своей жены. Остерман не дождался освобождения — умер в ссылке и был похоронен близ одной из городских церквей. Сохранилось, правда, предание, будто вдова графа тайно вывезла его останки в столицу.

Несколько счастливее оказалась участь других «ссыльных знаменитостей» — фаворита Анны Иоанновны Э. И. Бирона и фельдмаршала Б. X. Миниха. Известно, что Бирон пал жертвой своих вчерашних союзников, в первую очередь — кабинет-министра А. И. Остермана и Миниха, опасавшихся его сближения с претенденткой на трон — Елизаветой Петровной. В июне 1741 г. Бирон в сопровождении конвоя отправился в «вечную» ссылку в Пелым. Для знатного изгнанника в этом уральском городке выстроили специальный дом — по чертежу, подготовленному самим Минихом. Внешне он походил более на низкую башню и был обнесен высоким забором. Бирону жилище, напоминавшее тюрьму, сразу не понравилось, и он дважды пытался его поджечь.

При ссыльном находились его жена и дети, а также 4 служителя, лекарь, два повара и хлебопек. Он имел возможность содержать верховых лошадей и часто ездил за город на охоту. Не стесняли Бирона и в передвижениях по городу. Держал он себя весьма гордо — даже местный воевода, встречаясь с ним на улице, разговаривал, сняв шапку. Являясь же по приглашению ссыльного вельможи к нему в дом, воевода не решался сесть без приглашения. С рядовыми жителями города Бирон старался не общаться.

«Вечная» ссылка в Пелым на деле оказалась кратковременной. В ноябре того же 1741 г. на престоле оказалась новая властительница — Елизавета Петровна, которая благоволила Бирону за то, что в царствование Анны Иоанновны он спас ее от заточения в монастырь. Было предписано перевести ссыльного из Пелыма в Ярославль. В Казани произошла знаменательная встреча Бирона с Минихом — бывший фельдмаршал волей Елизаветы Петровны, считавшей его своим политическим противником, теперь сам в сопровождении конвоя следовал в Пелым. С ним в ссылку отправились жена, друг и духовный наставник пастор Мартене, а также 6 слуг.

Поскольку дом, в котором прежде жил Бирон, сильно пострадал от пожара, новый узник был поселен в воеводском доме, огороженном высокой двойной стеной из горизонтально уложенных бревен; по углам стены размешались четыре башни с бойницами, а над воротами возвышалась пятая башня. Стена сверху имела настил, по которому часто прогуливались супруги Минихи. Караул осуществляла команда из 18 человек. Впрочем, режим содержания ссыльного не отличался особой строгостью: ворота запирались только на ночь, а днем обитатели дома-острога могли покидать его; доступ к ним для всех желающих также был свободным.

Миниху суждено было прожить на Урале 20 лет, до 1762 г. Конечно, бывшему президенту Военной коллегии, удачливому полководцу, мастеру придворных интриг, одному из вершителей судеб огромной империи нелегко было смириться с участью пелымского затворника. Однако он не опустил рук: много читал; добился права вести переписку и то и дело обращался с различными проектами и предложениями к императрице, наследнику престола, видным государственным деятелям; активно занимался хозяйством. Он развел при доме сад и огород (значительную часть работ выполнял собственными руками), содержал большое количество скота, вязал сети. Супруга его тоже не чуралась самых прозаических домашних занятий. Приходилось иногда привлекать и дополнительных работников из числа местных жителей, например, для заготовки сена, уборки урожая. Пелымцы охотно помогали ссыльным не только за плату, но и безвозмездно — Минихи уважались ими за трудолюбие, доброту, отзывчивость и щедрость (никому в бывшем воеводском доме не отказывали в пособии; многие пелымские семьи были облагодетельствованы петербургскими изгнанниками). Когда пришедший к власти Петр III приказал вернуть Миниха из ссылки и супруги собрались ехать в столицу, они все свое имущество бесплатно раздали местным жителям. Пелымский старожил, крестьянин А. В. Казанцев, спустя много лет, вспоминал: «В день отъезда своего из Пелыма Миних в дорожном экипаже (это было зимою) три раза объехал Пелым, спускаясь же на реку, простился с жителями, которые в большом числе при спуске собрались: «Простите, мои пелымцы, вот и старик Миних со своею старухою от вас уезжает». «Прости, отец ты наш родной!» — закричал ему народ вслед, многие стали на колени».

См.: Миненко Н. А. История Урала XIV— первой половине XIXв. Екатеринбург, 1966, с. 68—73. (Рукопись).